 |  |  |
|
«Прелюдия. Homo innatus»
Горловое пение. Черно-белые кадры: голый старик, свернувшийся в позе эмбриона; толпы людей разбегаются в разные стороны; безногий нищий, отталкиваясь руками от асфальта, начинает движение на небольшой тележке; громогласный хор; дирижер медленно размахивает палочкой; арабские семьи, спасаясь от взрывов, выбегают из длинной арки, теряя наскоро собранные вещи; наголо бритый человек колотит палкой по огромной металлической раме. Тусклый свет огромной лампы. Под ней две фигуры в черных робах и масках из теста.
– Ты не спишь? – Кажется. – Что кажется? – Кажется, не сплю. – А как ты себя чувствуешь? – Не знаю. Где мы? – Не знаю. Не помню. Какая разница? – По-моему, я чувствую себя лучше. Там что, окно открыто? Ветер такой прохладный. Из того, из дальнего окна дует. – Нет, здесь же нет окон. – Ах, ну да... Сколько времени? – Не помню. Долго. – Что значит долго? Я имею в виду, который час? – А, это. Я не знаю, часов же нет, зачем ты всё время спрашиваешь? Какая разница? Зачем спрашиваешь? – Мне лучше, мне определенно лучше. Чувствую какой-то прилив сил. – Это очень хорошо. Правда. Это правда, очень хорошо. – Закурить нету? – Здесь нельзя курить. Ты же знаешь. – Да я просто так, по привычке, извини, по привычке… А ты как? – Честно говоря, еще никудышнее, чем раньше. – А что такое? – Я задыхаюсь. Мне кажется, что не сегодня-завтра воздух закончится. Совсем закончится. – Перестань, здесь еще полно кислорода. К тому же можно задерживать дыхание. Этому несложно научиться. – Искусственные цветы. – Я умею. Показать? – Что показать? Ты хочешь изобразить цветок? – Да нет, как задерживать дыхание. – Нет, нет, не надо, я знаю… – Темнота корчит мне гримасы. – Мне тоже… – Знаешь, мне кажется, что кто-то завелся в моем мозгу. Ну, какое-то существо, понимаешь? Вроде гусеницы или сороконожки. – Оно кусается? – Вовсе нет, оно просто ползает там, внутри, но это ужасно неприятно. – А что твой сон? – Какой? – Он больше не возвращался? – А, этот… уже несколько дней не приходил. Я даже начал забывать про него. Но это он нарочно, хочет, чтоб я потерял бдительность. Ничего, ничего! Этот номер ему не пройдет! Ему это не удастся! Черта с два! Меня не проведешь! Я теперь – не то, что раньше! Его повадки теперь хорошо мне известны! Он попропадает-попропадает, запропастится куда-нибудь, но потом обязательно появляется. Обязательно приходит. Обязательно… Точно так же, как эта сороконожка – ненадолго затихает, и опять начинает копошиться. – Мне страшно. Я смотрю на искусственные цветы и мне страшно. Вчера один бутон отвалился, как у живого, как у живого, понимаешь? – Выброси их. Я давно тебе говорю. – Их некуда выбросить, ты же знаешь. – А слышишь капли? – Нет, какие капли? – Почему ты никогда их не слышишь? Почему никто, кроме меня, не слышит эти проклятые капли? – Это не капли, это ртуть. – Что? – Ртуть. – Что ты говоришь, какая ртуть? – Ртуть из разбитого термометра. Мы вдыхаем ее. Говорят, это вредно. – Нет, я не верю в ртуть. Никаких термометров мы не разбивали. – А может, это не мы разбили термометр. – А кто же еще? Кроме нас, тут никого не было. – Так уверенно говоришь, может, скажешь тогда, где мы? – Это против правил! Это против правил. Зачем ты так? У меня от этого начинает болеть голова. Я слабею. Там гусеница, потрогай, там гусеница. Она шевелится. Ее видно даже – кожа топорщится. Как от нее избавиться? Может, выплюнуть? – Ты не сможешь. – Да, не смогу. Я чувствую слабость. Опять чувствую слабость. – Так вот, гримасы… Знаешь, когда смотришь в темноту, иногда на секунду может показаться, что перед тобой стоит целая толпа. Все они наклонились и заглядывают тебе в лицо, но ты не видишь их, только чувствуешь их пристальные взгляды. А еще они сдерживают смех. Их лица мерцают от пота. – А мне мерещатся угли. И еще вода с лунными бликами. – С лунными бликами. А что такое лунные блики? – Не знаю. То, что видится мне в темноте. У каждого свои галлюцинации. – А я не могу поднять голову от подушки, гусеница сразу оживает. – Поспи еще. – Наверное, правда, стоит еще поспать. Разбуди, когда приедем. – А если мы никогда не приедем? – Значит, я проснусь без твоей помощи, как обычно. – Хорошо. – Значит, условились? – Условились. – Без обмана? – Без обмана. – А зачем мы поменялись ролями? – Не знаю, должно быть, так интереснее. Не так скучно. – Ты думаешь, так просто понять мой характер? – Нет, но я попытаюсь. А ты сможешь сыграть меня? – Я не играю, я и есть ты. – Да, я просто забыл. На мгновение забыл, что тебя не существует. – Но ты же ощущаешь мое присутствие? – Да, конечно. – Как же так – меня не существует, но ты ощущаешь мое присутствие? – Очень просто: ведь я существую, но не ощущаю своего присутствия. – А я не существую и не ощущаю своего присутствия. Забавно, да? – А мое присутствие ты ощущаешь? – Мне кажется, я ощущаю что-то похожее на твое присутствие, но это не ты. – Знаешь, а ведь мне тоже так кажется. – Это не ты, это какая-то иллюзия. – А ты помнишь, как меня зовут? – Конечно, нет, неужели ты помнишь? – Нет, имена никогда не были мне известны. Они похожи на твои искусственные цветы с отваливающимися бутонами. Так же бессмысленны. – А зачем ты спрашиваешь? – Не знаю, захотелось разыграть тебя – вдруг придумаешь мне имя, и сделаешь вид, что меня именно так всегда и звали. Хотелось посмотреть, сумеешь ли ты выкрутиться. – Это смешно. Мне это смешно. – Мне тоже. – Видишь, я же говорю, сегодня необычный день. Не зря было это ощущение прилива сил. Не зря. – Ты думаешь? – Абсолютно точно, поверь мне. Поверь мне. – Я тебе не верю. – Почему? – Потому что я кое-что понял. – Что ты понял? – Знаешь, что означает это ощущение иллюзии твоего присутствия? – Что? – Что я знаю, кто ты. – Конечно, знаешь, я – это ты. – Нет, ты – это вовсе не я. Я знаю, кто ты на самом деле. Ты – гусеница в моей голове. Затемнение. |
